Пожалуй, я бы опять уснул, однако услышал рядом с собой громкое чавканье, подумал, что бы это могло быть и догадался — братья жвачку жуют. Обычно матушка нажёвывала пряник, завязывала в марлю и вкладывала в вечно орущие рты двойняшек. Они сразу затыкались, и дед весело говорил:
— А, зачмокали! Караси озёрные!
Эти ощущения длились несколько минут, пока я не вспомнил, что напился воды и заснул в подземном озере, значит, я не в детстве, а сделал какой-то огромный круг и вернулся назад, снова оказавшись неподвижным и беспомощным.
Только сейчас от одной мысли о соли начинает тошнить, настолько она отвратительна.
Я пошевелил конечностями и обнаружил, что не только связан крепко, но ещё и прикручен к кровати и вроде бы раздутая, горячая левая рука находится отдельно от туловища.
И в изголовье всё чавкают, чмокают…
— Кто там? — спросил я, едва разлепив спёкшиеся губы.
— Что, проснулся, доходяга? — раздался весёлый стариковский голос. — Сейчас сестру кликну.
Он простучал пятками мимо меня, скрипнула дверь. Самым неожиданным показалось то, что сознание сразу же после пробуждения было чистым, ясным, без всякого «возвращения» в реальность, будто я задремал всего на несколько минут.
Если сестра, значит, больница. Но как попал сюда? Сонного принесли? Прямо из пещеры?…
— Дай воды, — попросил, когда старик вернулся.
Он приподнял мою голову, поднёс стакан, — вода показалась тёплой и солоноватой, как в подземном озере.
— Почему меня связали?
Старик вздохнул.
— Да ведь повязку с глаз сдёргивал и капельницу не давал ставить, трубки рвал. Два градусника разбил, я вон ползал, ртуть собирал на бумажку.
— Зачем капельницу?…
— Дошёл совсем, кожа да кости, а кормить нельзя, пока доктор не посмотрит и диету не определит. Вот тебе и дают питание.
Видимо, дедок давно валялся по больницам, толк в медицине знал.
— Развяжи меня, — попросил я.
— Сестра придёт — развяжет, — опасливо сказал старичок. — Ты кто будешь-то? А то привезли без памяти, документов нет. Тут лагеря кругом, жулики беглые…
— Не бойся, я не жулик…
— По волосам да бороде так вроде нет. Вон как оброс, будто снежный человек. А вообще-то кто знает? Может, бегаешь давно, поймать не могут… Участковый два раз уж наведывался, ждёт, когда в себя придёшь.
Конечно, по правилам медики обязаны сообщать в милицию, если пациент попадает с улицы, в бессознательном состоянии и ещё без документов — так называемый криминал.
— Я что, без памяти был?
— Голодный обморок, сказали, истощение.
— Когда привезли?
— Вчера под вечер. Хотели в районную отправить, да вертолёта не дали.
— А сейчас что?
— Да и сейчас вечер, вот ужин принесли, а жевать-то нечем…
— Нет, месяц какой?
— Май месяц, семнадцатое число.
Ослышаться я не мог, да и дикция у старичка была хорошая. То есть, получалось, с момента, как я вошёл в подземелья Урала, минуло полгода.
— Поди, со счёту сбился? — что-то заподозрил он, однако ответить я не успел.
Скрипнула дверь и в палату вошла грузная, судя по шумному дыханию, женщина.
— Очнулся? Молодец! А ты что говорил, Григорьич?
— Ничего, ожил, — отчего-то залебезил старичок. — А так — доходной! Ты бы, Зоенька, ему еды какой принесла, скоро запросит.
— Какой ему еды? — возмутилась сестра, снимая капельницу. — Вон уж целую бутылку выпил, хватит пока. Как самочувствие?
— Руки и ноги затекли, — соврал я. — Вы меня развяжите.
— Развязать? — как-то неуверенно хохотнула она. — Не успел очнуться, уже развяжите. Полежи пока так.
Я сразу же представил, как она выглядит — полная, щекастая, румяная и жизнерадостная, точь-в-точь как та, что выписала нам с дедом справки о смерти.
Тут неожиданно на помощь пришёл старичок:
— Чего уж связанным держать-то? Куда он уйдёт? В чём душа держится…
— Ладно, Григорьич, под твою ответственность.
— Хоть бульончику-то принеси! Ему сейчас как раз будет жиденькое…
Ноги и руки распутали, но свободнее себя я не почувствовал, казалось, суставы скрипят, а движения, как у паука. Приподнялся на руках, переполз на спине и лёг повыше.
— Повязку с глаз не снимай! — уходя, предупредила сестра. — Утром приедет доктор, решит, что делать. Давно у тебя светобоязнь?
— Не помню…
— А кто глаза тряпкой завязал? Геологи?
— Какие геологи?
— Которые привезли?
— Не знаю, я спал…
Она измерила мне давление, температуру, принесла жиденький бульон с тремя сухариками и компот.
— Больше пока нельзя. Приедет доктор — назначит питание.
Мне надо было бы придумать какую-то легенду, кто я, как и зачем очутился в горах, что со мной случилось, но все мысли автоматически притягивались ко времени: где я был эти полгода? В древних соляных копях или на поверхности, когда вывели оттуда? Если в больницу привезли вчера вечером, не мог же я столько пролежать без памяти! Да и где?
В общем, сочинять легенду было некогда, и участковый застал врасплох, когда явился в палату вскоре после ухода сестры — успела сообщить, что пришёл в себя!
— Ну, говорить-то можешь? — Голос у него был сипловатый, простуженный, речь с явной ментовской развязаностью.
— Может! — за меня ответил старичок. — Сразу заговорил, а теперь молчит сидит…
— Давай по порядку: кто такой, откуда, что стряслось.
Я назвал всё, от имени до места рождения и прописки, знал, что участковому потребуется для проверки личности по адресному бюро. Умолчал лишь о том, кем работаю, дабы не привлекать к себе повышенного внимания и не вызывать дополнительные вопросы, сказал что студент Томского университета.